С разорванной надвое душой

Мы ехали в Баку из посёлка, где отдыхали летом у деда, ехали за билетами на поезд. В семидесятые такой услуги - билеты туда и обратно - не было. Нужно было покупать их там, куда ты приезжал. Да ещё и отстоять огромную очередь в кассу.

Но мне шестнадцать лет, и меня не пугает никакая очередь, ведь мы едем в Баку! А это значит, что я снова пройду по его сказочным улицам, заберусь на Девичью башню, представляя себя восточной принцессой, буду просыпаться в громогласном южном дворе в Черном городе под перекличку хозяек: “ Софа, ты синенькие сегодня готовишь? ” - “ Ай-вей, Таня, так Эльмира собиралась, всех звала к себе! ”

И конечно же, мы совершим набег на бакинские лавки-подвальчики, в которых продавали всё, что угодно душе, от восточных сладостей до модных батников и кофточек а-ля импорт. И закажем обжигающий люля кебаб в ресторане, и станем смотреть, как уважаемые старики в папахах пьют чай в чайхане напротив из стаканов армуду и ведут неспешные беседы. И с нами будет солнце, солнце, солнце...

Каждое лето отец привозил нас с сестрой к деду, своему отцу, в рыбацкий поселок на берегу Каспийского моря. В 33-м году его семья бежала с Кубани на юг от страшного голода. Отец не любил рассказывать об этом исходе, знаю только, что его обессилевшего брата дед приказал бросить на дороге, а бабушка посадила на закорки и несла. Они добрались. Они выжили. Да так и остались кубанские казаки жить на этой благословенной гостеприимной земле.

- Ну, куда сегодня? - едва открыв глаза, спросила я своего дядю, того самого пацана, которого бабушка спасла от верной гибели.

- А сегодня в Мардакяны ! - торжественно объявил он.

Мне это название показалось жутко смешным.

- Марда ... что?!

- Эээх , темнота! - дядя махнул рукой, но не удержавшись, тоже рассмеялся.

И мы отправились в Мардакяны . Дядя приготовил мне сюрприз. Он очень любил стихи Есенина, пел его песни, аккомпанируя себе на аккордеоне и, похоже, прикладывал свою сумбурную нескладную жизнь сидельца, самоучки-живописца и музыканта к судьбе поэта. И он знал, что в те годы и я, с лёгкой руки нашей учительницы литературы, увлеклась поэзией Есенина, мы с одноклассниками заучивали его стихи наизусть, пели под гитару песни, горячо спорили на предмет его личной жизни и смерти, обсуждали поэзию имажинистов, и нам доставляло удовольствие произносить это “ умное ” слово и перекатывать его на языке.

Но особенно мне нравился персидский цикл. Я знала, что Есенин практически целиком написал его в Баку и гордилась тем, что каждый год могла приезжать в этот город, для многих недоступный. А сейчас так вообще буду в центре внимания, когда на уроке как бы между делом упомяну об этой поездке. И вдруг дядя произнес, будто читая мои мысли:

Воздух прозрачный и синий,

Выйду в цветочные чащи.

Путник, в лазурь уходящий,

Ты не дойдешь до пустыни.

Воздух прозрачный и синий...

- Персидские мотивы... А ведь не был он в Персии... - дядя задумчиво покачал головой. - Здесь он все свои стихи из этого цикла писал. Здесь ему и Персию организовали.

- Как это?

Но мы уже приехали в эти самые Мардакяны . Девушка с удивительным именем Ирада встретила нас на пороге дома с табличкой “ Дом-музей Сергея Есенина ”. Оказывается, в Баку поэта пригласил редактор “ Бакинского рабочего ” Петр Чагин. И Есенин приехал, в первый раз - в сентябре 1924 года. И жил здесь полгода.

А мечтал побывать в Персии. Увидеть Шираз, в котором творили Саади и Хафиз, съездить в Тегеран, и в Мешхед , и в Фердоус , и в другие города, встретиться с современными поэтами, послушать народных певцов. Думаю: почему поэт так стремился туда... Есенин, как всякий творческий человек, обладал немалыми амбициями. И безусловно, хотел, чтобы его стихи пережили его самого. Не получив достаточного образования, много учился сам, и конечно, задавался вопросом: в чем секрет вечности строф, написанных Петраркой, Данте, Шекспиром, лирики персидских поэтов X-XV столетий? Он надеялся раскрыть секрет персидской поэзии, чтобы постичь искусство сочинительства, которое переживет века. Это ему не удалось, но получилось другое. И его помнят.

В Азербайджане Есенина очень любили. И первый секретарь ЦК компартии Азербайджана Сергей Киров, зная натуру поэта, просто побоялся за его жизнь в полуфеодальной стране со строгими нравами и обычаями. И поручил Чагину поселить Есенина на одной из лучших бывших ханских дач, даче нефтепромышленника Мухтарова в Мардакянах , организовать ему вот такую “ Персию ” в Баку. “ Летом 1925 года я перевез Есенина к себе на дачу. Это, как он сам признавал, была доподлинная иллюзия Персии - огромный сад, фонтаны и всяческие восточные затеи. Ни дать ни взять Персия, ” - писал Чагин.

Есть легенда о том, что поэта якобы два часа возили на пароме по Каспию (по другой версии, ночью на автомобиле по улицам), привезли в Мардакяны , и объявили, что это Персия. Но это только легенда, не более, которую сам же Чагин после и опроверг. Именно здесь, в Мардакянах родилось большинство стихов из книги “ Персидские мотивы ”.

Тогда, больше сорока лет назад мне удалось поразить воображение одноклассников: я ходила по улицам, по которым ступала нога кумира! Прошло время. Многое было переосмыслено, многое поменялось, всё, что казалось значимым, куда-то исчезло без следа и не оставило даже лёгкой тени сожаления.

Упоминание имени Есенина, связанное с его юбилеем, вновь всколыхнуло воспоминания. И я достала “ Персидские мотивы ”. Но что это?! Как это вообще можно было читать?! Возможно, я взглянула на стихи Есенина другими глазами ещё и потому, что сама профессиональный литератор. Покопалась в воспоминаниях, в высказываниях других писателях о его творчестве. Увы, Бунин писал о его вульгарности. И не без сарказма добавлял, что массовая любовь читателя ещё не является доказательством художественной ценности поэзии.

А ведь он прав! И сегодня эти слова писателя можно применить к огромному числу изданий, в прозе в том числе. За что мы, семнадцатилетние, “ любили ” его стихи... Да за вот эту эмоциональность, безбашенность, вульгарность, кабацко-бандитский шурум-бурум. Он нам казался своим в доску. И погруженные в “ половодье чувств ”, мы были неспособны осознать и признать: поэзия Есенина слабая.

Никогда я не был на Босфоре,

Ты меня не спрашивай о нем

Я в твоих глазах увидел море,

Полыхающее голубым огнем.

Это плохие стихи, как, впрочем, и вся квази-персидская поэзия. Мы просто до сих пор загипнотизированы именем Есенина, его странной жизнью и смертью. И всё усугубляется тем, что рядом с потоком посредственных стихов у него есть и прекрасные строки. И поэтому читатель смешивает плохое с хорошим и получает... Божий дар с яичницей. Сейчас бы его вряд ли напечатали.

И вся кабацкая лирика Есенина - это такая же смесь фальшивого надрыва, вывернутого на всеобщее обозрение страдания, имажинистской игры в слова и... живой боли. Потому и цепляла всех, кто вырос на блатняцкой романтике, весьма популярной тогда в стране. Прости, дядя, ты не исключение...

Мне стало грустно. Я будто предала свою романтическую юность, своего незадачливого, давно умершего дядю. Но жалеть об этом не могу. Только человека Сергея Есенина мне искренне жаль. Он методично разрушал себя, рвал на куски душу. И любовь к его стихам осталась в далеком детстве... Как и сказочный Баку.

На снимке: мой дядя Борис Андреевич Костенко.